– Допустим, – решил не рубить сгоряча. – И как же вас зовут?

– Полина. – Глаза её как будто зажглись надеждой.

Но на лице застыло опасливое выражение.

– По-лина, – повторил он, примеряясь к другому звучанию привычного имени.

Оно приятно прокатилось низкими нотами по горлу. Как будто что-то встало на свои места и заиграло нужными гранями. Рассудок вопил, что это невозможно. Что ей нельзя верить. Но какое-то глубинное чутьё подсказывало, что нельзя отбрасывать её слова, не попытавшись разобраться.

– Вы не можете не понимать, что я говорю правду, – слегка надавила девушка, когда молчание начало затягиваться, когда его колебания стали очевидными. – Вы же не дурак, мениэр. Вы не слепой. Вы боретесь с тем, что внутри вас изо дня в день. А я уже много дней борюсь с тем, что снаружи меня. С этим телом, которое вам ненавистно. За которым вы не хотите видеть ничего, кроме образа, выросшего из ваших предубеждений. Но я не Паулине дер Энтин. Мне надоело перевоспитывать её для вас.

Она наклонилась и схватила его запястья. Лицо её оказалось так близко, что Хилберт мог рассмотреть каждую крапинку радужки в блестящих глазах. Он поднял руки и обхватил его ладонями. Девушка попыталась вырваться, но замерла в ожидании. Ему нравилось, как лицо её смотрится в его руках, особенно сейчас: не беззащитным, мягким, а твёрдым и требовательным. Она как будто говорила: на, смотри. Пойми наконец. Она подалась вперёд ещё, продолжая цепляться за запястья. Но кажется, задрожала мелко-мелко: то ли от волнения, то ли уже от слабости. И лёгкое тепло её губ едва ощутимо коснулось кожи.

– Почему вы не настояли на своей правде раньше? – Хилберт слегка надавил на её кожу пальцами.

– А вы поверили бы мне? – Голос Полины – теперь хотелось называть её только так – снова сверкнул обломком льда.

Он задумался. Не поверил бы – ничуть. Посмеялся бы и стал бы доверять её словам ещё меньше.

– Нет.

– Вот и я решила, что нет. – Она слегка усмехнулась, уже справившись с проблеском непрошеной слабости, которую никак не хотела показать.

Не отстранилась и не попыталась сократить расстояние. Её губы шевелились в опасной близости от его. Вздрагивали чёрные острые, как маленькие копья, ресницы.

– А сейчас почему признались?

– Больше некуда тянуть. Я не знаю, что ещё подготовила мне и вам Паулине. И чем ещё обернётся её очередная возможная подлость. Я не хочу умереть. Я не хочу, чтобы вы убили меня. И мне нужна ваша помощь так же, как вам – моя.

– Какой же помощи вы хотите?

– Я хочу найти способ вернуться домой. Но знаю о вашем мире слишком мало, чтобы суметь это в одиночку.

Как будто тупой колотушкой ударила под дых. Но ведь это неудивительно. Вряд ли она желает остаться здесь. Хилберт отпустил её, позволяя выпрямиться. Она снова застыла как изваяние, близкая и неуловимо недоступная.

– И, думается, вы готовы на многое, чтобы добиться своей цели? – От её слов, таких диких, но в то же время необъяснимо логичных, острая горечь разливалась где-то в груди. Горечь неверия. Нежелания принимать то, что на глазах рушило привычное течение жизни, каким бы паршивым оно ни было.

– Конечно, я понимаю, что без выгоды для себя вы не окажете мне великую милость. – Девушка деловито качнула головой. – Я готова сделать всё, что от меня требуется. Передать вам силу Ключа, когда нужно. А сначала попытаться вместе с вами понять, почему это не получилось в Пустынном Храме. Вдвоём мы справимся лучше, чем если будем постоянно враждовать от взаимного непонимания.

– Вы даже вышли за меня замуж… Решили сделать ручным? – Хилберт слегка склонил голову набок, рассматривая её лицо с возрастающим интересом.

– В моём мире это порой срабатывает. – Полина улыбнулась с лёгкой иронией. – Но вы не похожи на тех мужчин, что я знала раньше.

Даже непонятно, воспринимать это как лесть или как упрёк. Но надо всем сказанным девушкой, которую он, возможно, и не знал вовсе, стоило поразмыслить лучше. Не судить на горячую голову, отказываясь принимать, но и не кидаться в омут, не глядя. Паулине может проявить изрядную хитрость, если это всё же она.

– Но, несмотря на это, вы не отступились.

– Я подумала, что, когда иссякнут ваши претензии к Паулине, ваши подозрения в том, что она хочет сбежать, вы выслушаете меня, – размеренно пояснила девушка. – Но, кажется, её вине перед вами не будет конца никогда. А я не хочу нести чужой груз. Мне достаточно своего. Который остался дома.

– Я выслушал. – Хилберт сомкнул пальцы в замок, борясь с желанием вновь её коснуться. – И я подумаю. Мне нужно подумать. И нужно узнать, какие знаки на том кинжале. Может, они подтвердят ваши слова. Или окажется, что не имеют к ним никакого отношения.

– Понимаю. – Полина обезоруживающе улыбнулась. – Но, кажется, времени у нас всё меньше.

Хилберт кивнул, вставая. Но тут заметил брошенную на пол книгу и наклонился поднять, а после положил обратно на колени жены. Жены ли? Тронул обоняние запах её кожи – и Хилберт втянул его жадно, почти пьянея. Похоже, он сам себя продолжал загонять в это болото. Предавать – шаг за шагом – Ренске: одними только мыслями о Полине. О её возможной невиновности перед ним. А значит, и самого себя – того, кто верил когда-то, что сумеет обойтись без Ключа.

– Вы всё же поешьте, – проговорил он напоследок, давя вставшую комком в горле досаду. – Лаура принесёт вам сейчас. А я дам вам знать, когда что-то решу.

Он снова поймал её взгляд в обрамлении тёмных ресниц, а потом вышел. На площадке ему попалась Лаура – с подносом, полным посуды, закутанной в полотенца – чтобы не остыла.

– Как она, мениэр? – спросила служанка осторожно.

– Не отставайте от неё, пока не поужинает. Я проверю.

Девица присела в реверансе, провожая Хилберта взглядом, а он вернулся в свои покои гораздо более раздербаненным, чем был ещё утром.

И не оказалось ничего удивительного в том, что Хилберт паршиво спал в эту ночь. Порой, когда всё же накатывала дремота, начинало казаться, что весь разговор с Полиной – или Паулине? – это сон. Обрывок сна, настолько реальный, что даже пугает. Он вертел её слова так и эдак, и они постепенно накладывались на его собственные ощущения рядом с этой девушкой. Она была так спокойна – до холодности – и убедительна. Она как будто была уверена в том, что он ей поверит. На этот раз – да.

Но сколько бы Хилберт ни обдумывал всё услышанное, а не смог уложить в голове до конца. Он, конечно, знал о том, что когда-то давно оуды проводили подобные ритуалы. Но в границах своего мира. Они настолько тонко владели материей душ и Обликов, что могли управлять ими. Перемещать и заменять один другим. Из этих экспериментов, говорили, и пошли многие проблемы Стражей. А ещё появились первые химеры.

Потому об умении перемещать души в Ордене решили поскорее забыть. Наложить на подобные попытки запрет. Но, конечно, перестать размышлять об этом совсем смогли не все. И хорошо бы расспросить об этом мениэра Ваартига, да не показалось бы подозрительным. И без того кинжал, если он связан с возможным ритуалом, что сумела провести Паулине, может навести его на лишние мысли. Никому пока не стоит знать даже о странном разговоре Хилберта с женой. А уж он попытается разобраться в этом.